And the perverted fear of violence
Chokes the smile on every face
And common sense is ringing out the bell
This ain't no technological breakdown
Oh no, this is the road to hell (с)

Прохладное покалывание на шее, вызванное искусным мастером, набивающим новую татуировку, свидетельствовавшую об убийстве еще одного стригоя, отдает легкой болью и осознанием собственной значимости. Маркус, не обращая внимания на неприятные ощущения, поглядывает на юного дампира, корчащего лицо в попытках избавиться от ноющей ломки в предплечье каждый раз, когда машинка касается его кожи, и старается скрыть свою улыбку. Он уже видел этого парнишку, примкнувшего к группе свободных дампиров-охотников, раньше,  накануне большой вылазки, в которой они и заработали себе по новой молнии, но не успел перекинуться с ним и парой фраз. До той ночи, Маркус и не подозревал о существовании ада. Эпицентр стригойской активности, пекло, как окрестили то злосчастное место сами дампиры. Столько погибших… Невольно, глаза заволакивает пелена воспоминаний и, вцепившись в кресло со всей силы, что заставляет костяшки пальцев заметно потерять свой цвет, он, стараясь не шевелиться, с усилием выбрасывает из головы кровавую картину тех событий, заставивших его пересмотреть свой взгляд на все, что он знал до этого. Настроение резко ухудшается.
- Не впервые? – интересуется «малыш», мысленно получающий такое прозвище, на что Маркус делает легкий утвердительный кивок, обращая взор на огромное окно, тем самым показывая, что не расположен к беседе.
В Париже властвует непогода. Промозглый дождь со шквальным ветром, гоняющим по антрацитовому небесному полю свинцово-серые тучи, с особым наслаждением  обрушивающие молнии на ни в чем не повинный город, даже Россия с ее переменчивым климатом была более гостеприимной.  Ливень словно омывает город от крови….
По коже пробегает с десяток мурашек и хочется стряхнуть с себя наваждение и боль, которая растягивается, словно резина, где-то глубоко внутри, затрагивая каждый нерв. Боль, которая не идет ни в какое сравнение с машинкой, что жужжит над ухом, нанося отличительный знак.
-Готово, - произносит мастер, хлопая Маркуса по предплечью. В его глазах светится уважение и та же боль, но дампир не в силах сказать ни слова, поэтому снова, не проронив ни звука, кивает, хватает куртку, бросая быстрый взгляд на «малыша» и, ероша волосы на затылке, выходит за дверь. Не успевает двинуться дальше, как со скамейки возле лазарета поднимаются двое, заставляя мужчину на миг замереть, скользя взглядом по вновь прибывшим дампирам. Высокий брюнет с пронзительно голубыми глазами, выделяющимися на фоне  его смуглого лица, и миниатюрная красивая девушка с копной темных волос, туго стянутых в хвост. Она улыбается ему, и Маркус с усилием преодолевает ответную улыбку. Макс и Елена. Первые с кем он познакомился здесь, в Париже. Так же как и он не коренные жители, приезжие вольные дампиры.
Ха, Татьяну бы хватил удар узнай она сколько дампиров ходит не повязанных ее тупыми законами…
- Видел бы ты свою рожу, Крейг. Неужто было так больно? – смеется темноволосый парень, за что получает от стоящей рядом дампирки под дых. Взгляд ее карих глаз обращается к Марку и, чувствуя невообразимую нежность и душевное стремление, направленных к нему, мужчине нестерпимо хочется сбежать прочь. Он не достоин ее. Он это знает, она это знает. И Макс тоже. Опережая дальнейшую реплику девушки, опирается на стену, принимая как можно более беспечный вид, обращаясь к дампиру.
- Посмотрел бы я на тебя. Ах да, - хлопает себя по лбу, -  тебе же не положена татуировка, - это не честно упрекать в таком того, кто спас тебе жизнь, но сложно справиться с искушением и не подначить этого павлина, распушившего свой хвост перед понравившейся девушкой. Елена хихикает и Маркус дает слабину, чуть улыбаясь ей своей самой обворожительной улыбкой,  переводя взгляд на пунцово-красного парня, стоящего рядом.
-Остынь, ок? – Крейг поднимает руки вверх в шуточном жесте «сдаюсь» и, опуская, протягивает одну для рукопожатия. Губы Макса трогает легкая усмешка и через секунду перепалка забывается.
- Что вы здесь делаете? Я думал, мы встречаемся у Стива?
Елена мрачнеет и, прежде чем девушка отворачивает лицо, в уголках ее глаз Маркус замечает маленькие серебряные капельки слез. Ее друг, напротив, не отводит взгляда, ему и выпадает доля рассказать про случившиеся.
-Стив умер, Маркус, - Макс сжимает и разжимает кулаки, словно не может справиться с гневом. Перед глазами снова плывет уже знакомая пелена забвения, возвращая моменты прошлого, стальной хваткой сжимая сердце. Крейг стискивает челюсти, причиняя себе боль, дабы отвлечься от созерцания призрачной картины вчерашнего кровавого побоища, стараясь фокусировать внимание на Макса, рассказывающего как случилось так, что самый храбрый дампир, которого они когда-либо знали не пережил это утро. Но мыслями он где-то в другом месте, там где оставил почти половину своих друзей, там, где ночные твари сбили спесь с молодых стражей, возомнивших себя сильнее самых опасных творений на земле. Их оцепенения его выводит легкое прохладное прикосновение к руке. Оно сродни весеннему ветерку, приносящему в твою жизнь обещания скорого наступления тепла, обещая, что холода канут в небытие, забудутся и восторжествует новая жизнь. Марк встречается взглядом с Еленой, понимая, что не в силах больше бороться с собственными чувствами. Ему хочется крепко обнять ее и сказать, что все будет хорошо, что он не даст ее в обиду, что будет с ней рядом. Но вместо этого, дампир убирает руку и отводит взгляд. Всегда один. Не стоит подпускать к себе никого, не стоит давать слабину и пускать в душу чувства. Однажды так было с Аделиной, затем с Дэнни и Винсом… Все те, кого он любит рано или поздно уходят из его жизни, порождая в израненной душе новых демонов, когтистыми лапами рвущих его сердце в клочья, ломая ребра, заставляя захлебываться кровью, чтобы в разум пришло медленное осознание, что одному оставаться куда легче.
- Маркус, - ее голос привлекает внимание,  и он, возвращаясь на грешную землю из плена своих мыслей, переводит взгляд на девушку, - мы собираемся в бар, выпить. Поэтому и пришли за вами.
Чуть еле слышная обида сквозит в приятном тембре, и собственный эгоизм накатывает волной осуждения, бьет прямо в голову, как контрольный выстрел.
Ты ее не достоин! Ты сделал ей больно, не усугубляй…
-Мы? – удивляется он, но тут распахивается дверь и на пороге появляется «малыш», застывающий на пороге, как каменное изваяние, с комичным выражением лица.
-Ты и Курт, - лаконично отвечает она, качая головой в сторону мальчишки. Маркус приподнимает одну бровь в вопросительном жесте и Елена закатывает глаза, смешно морща свой прелестный носик, от мужчины не ускользает, что она походит чуть ближе, давая время Максу рассказать о случившемся парню.
-Все произошло слишком быстро, так ведь?
Маркус пожимает плечами, не до конца уверенный о чем именно она говорит. О стригойской ловушке, о смерти Стива или о них самих, предоставленных  себе, потерявшихся на просторах чужбины вольных дампирах, потрепанных адским пеклом, но не сломленных духом. А может она говорит о той ночи, которую сам Крейг считает ошибкой.
-Елена, я… - так просто, но слова не идут с языка, да и разговаривать не очень-то и хочется. Снова скрыться от эмоций куда легче, куда проще выстроить огромную стену, как самое, что ни на есть твердое препятствие на пути к жизни вне отчуждения от собственных чувств. Он стремится доказать, что ему никто не нужен и каждую ночь, просыпаясь во тьме страхов, приходящих в видениях прошлых лет, проигрывает эту битву.
Но сегодня ему не суждено ничего ей разъяснить, так как Макс уже тянет девушку поближе к себе и есть в этом жесте что-то собственническое, что заставляет Маркуса одновременно почувствовать ревность и некую правильность, что так и должно быть. Так и никак иначе.
- Нам пора, - говорит дампир, - ты с нами, Крейг?
Надо бы отказаться, да только вот уединение в своей квартире в темноте мыслей, не принесет ему долгожданного успокоения, поэтому он легко кивает, не сводя глаз с девушки, и молча идет следом, отрешаясь от бесконечного потока информации, вырывающейся из уст «малыша».
С отрывков его сбивчивой речи ясно, что он, как и они все не в силах поверить, что Стивена больше нет, но в отличие от старших товарищей не спешит зарывать собственный гнев под налет вынужденного безразличия. Почти всю дорогу он не прислушивается к разговорам, предпочитая уединение в личном мире бездушности, который он избрал, как самый лучший способ спасения от ненужных эмоций, которые не спешили обходить его стороной. Как ни старайся, а ты создан из плоти и крови, следовательно,  с каждым вдохом хранишь в себе любое из тех чувств, что сам решил сковать цепями.
Забудь, - шелестит внутренний голос.
Бар «Белый ирис» встречает дампиров своей расслабляющей остановкой, громкой музыкой, обилием разнообразной выпивки и толпой, в которой они могут затеряться, на миг позволив себе стать простыми людьми.
Кивнув своим товарищам, Маркус никого не дожидаясь, отправляется прямиком к барной стойке, заказывая двойной виски, залпом осушая стакан и с громким стуком ставя его на место. Жестом подзывает бармена, прося повторить, второй напиток уже смакует, позволяя алкоголю медленно заполнять каждую клетку его усталого организма, принося с собой легкость и расслабление.
- Ты так напьешься, и мне придется тащить тебя домой на собственной спине, - смеется Макс, заказывая то же самое и протягивая один из стаканов Елене. Марк лишь отмахивается от него нечленораздельным предложением, произнося тост за почившего с миром командира, и все четверо осушают свои бокалы. Два часа такой импровизированной панихиды, с обилием текилы и разговоров о том, каким хорошим дампиром был Стив, пролетают незаметно. Курту явно приходится труднее всех, ведь перепить трех дампиров ему все же не удается и заметно навеселе, он встает со своего места, отбрасывая тяжелый дубовый стул в сторону, и бредет к выходу. Маркус встает следом с широкой, так редко появляющейся на его лице, улыбкой.
- Похоже, Макс, на спине тащить придется «малыша». Надо бы проследить за парнем.
- Ты вернешься? – спрашивает Елена, стараясь скрыть смущение от вопроса, слетевшего с ее губ.
А почему бы и нет? – думает Маркус, кивая в ответ и следуя за пареньком, который предпочел выйти через черный ход данного заведения. Крейг медлит, сталкиваясь с танцующей парочкой, преграждающей ему дорогу, и краем глаза замечает четыре , скользнувшие в дверной проем, фигуры, где минутой ранее исчез  Курт. Медленное осознание неприятно жалит ,взбудораженные алкоголем, мысли, но чутье редко обманывается насчет беды.
Прибавляет шаг, чтобы убедиться, что всему виной излишек текилы и, отворяя дверь, видит как в остекленевших глазах «малыша», недавно испытывавшего юношеский восторг от убийства первой немертвой твари, догорают последние искры жизни и его тело падает на землю с глухим стуком, отдающим эхом в ушах Маркусу. Четыре пары светящихся алых глаз разом оборачиваются на звук закрывающейся за спиной дампира двери, и у Крейга остается в запасе полминуты, чтобы скоординировать свою непослушную руку и достать из куртки серебряный кол. Но время работает не на его стороне. Один стригой бросается к нему, поднимая парня за шею над землей и доли секунды, словно играя, всматривается в его лицо. Его хватка столь сильная, что легкие обдает жаром, когда дампир больше не способен сделать ни вдоха. Маркус ошеломлен собственной никчемностью и корит себя за безрассудство, которое может стоить ему жизни, но мысленно он молит лишь об одном, чтобы Макс и Елена не вышли сюда. Насытившись, стригои уйдут сами.
Так просто сейчас этой твари свернуть ему шею. Его клыки слишком близко, в глазах полыхает настоящий огонь, а на почти скучающем выражении лица можно лишь увидеть всю ненависть к той расе, что рождена для охоты в ночи, на порождений тьмы. Но, Крейг не сдается, его рука уже нащупывает кол и, почти теряя сознание от нехватки кислорода, он все же наносит удар стригою, заставляя того взвывать и, ослабляя хватку, выпустить шею дампиру из своих когтей. Кол так и остается в грудной клетке немертвого, чуть правее истинного назначения, но дает Маркусу возможность прокашляться и попытаться дать бой.
-Ты что решил сбежа.. – появившаяся на пороге Елена не успевает закончить фразу, так как один из немертвых хватает е хрупкое тело и швыряет со всей силой в противоположную от Маркуса сторону, прямиком к Курту, так и лежащему, там в темноте, с застывшим ужасом в остекленевших глазах. Нечеловеческий крик раздается из его уст, когда Крейг кидается на тварь, причинившую боль дорогому ему человеку и валит его на землю, опуская тяжелые удары на голову стригоя, разбивая кулаки в кровь, остервенело вдалбливая своей мощью того прямо в землю. Его отрывают от окровавленного месива, в которое превратилась голова немертвого, и Марк не сразу понимает, в чем дело, но когда острая боль пронзает лопатки, парень осознает, что в этой битве ему не выжить. Кости словно ломают изнутри, дампир буквально чувствует, как звериная лапа пронзает его насквозь, разрывая кожу, вторгаясь в его тело.
-Маркус!
Голос врывается из пелены забытья, и с усилием оборачиваясь, Крейг видит Макса, сжимающего окровавленный кол и рядом лежащего стригоя, бьющегося в предсмертной агонии с зияющей дырой на том месте, под которым когда-то билось сердце. Хочется пошутить, что теперь дампир получит свою татуировку, а не будет подначивать других, но через мгновение истошный вопль вырывается из груди друга, когда в его шею вгрызаются клыки немертвого, раздирая артерию в клочья. Сил двигаться не осталось, но с нечеловеческим усилием, Крейг поднимается, чтобы через секунду отключиться, когда на голову обрушивается что-то тяжелое. Последнее, что он видит, падая в темноту – это трех друзей  в луже крови и трех тварей, склоняющихся к ним.
А демоны уже ожидают его в персональном Аду.